В декабре 1943 года немецкие оккупационные власти позволили белорусским коллаборационистам выбрать Раду и де-юре создать своё государство. Белорусский парламент успел прозаседать полгода и даже провести мобилизацию населения против большевиков. Сегодня Белоруссия остаётся последней страной в Восточной Европе, имеющей правительство в изгнании.

Спустя почти 70 лет со дня окончания Великой Отечественной государственная пропаганда России продолжает уверять, что в планах нацистской Германии было почти поголовное уничтожение славян. В частности, политруки ссылаются на пресловутый «план Ост», который в официальном виде (а не в записках второстепенных чиновников) так никогда и не был найден.

Гитлер-освободитель

Блог Толкователя уже писал , что у немцев на полуофициальном уровне существовало несколько планов по послевоенному переустройству просторов бывшего СССР. К примеру, один из таких вариантов выглядел так:

«Ещё один план колонизации Востока был в мае 1942 года составлен Институтом сельского хозяйства при Берлинском университете, и отправлен Гиммлеру. Колонизация просторов СССР должна была проходить примерно 25 лет. Вводились квоты по онемечиванию для разных национальностей. Подавляющую часть местного населения предлагалось выселить из городов в сельскую местность и использовать в крупномасштабных аграрных мероприятиях.

Для контроля областей с не преобладающим поначалу немецким населением предлагалось ввести систему «маркграфств». Первые 3 такие «маркграфства» - Ингерманландия (Ленинградская область), Готенгау (Крым и Херсон) и Мемель-Нарев (Литва-Белосток). В Ингерманландии население городов должно быть снижено до 200 тысяч человек. В Польше, Белоруссии, Прибалтике и на Украине было намечено создание 36 опорных пунктов, обеспечивающих эффективную связь «маркграфств» друг с другом и метрополией. Через 25 лет «маркграфства» должны были быть германизированы на 50%, а опорные пункты - на 25-30% ».

Карта этих маркграфств выглядела так:

В ситуации же с постсоветским переустройством Белоруссии всё обстоит гораздо проще. У немцев не просто существовал официальный план, они вообще под конец оккупации предоставили фактическую независимость Белоруссии, вплоть до разрешения иметь собственную армию.

Как выглядело формирование этой независимости, рассказывается в книге «Под немцами» (составитель - Энциклопедический отдел ИФИ филологического факультета Cанкт-Петербургского гос. Университета, 2011 год, тираж 1000 экз.), в главе «Оккупация Белоруссии немецкой армией и коллаборация местного населения».

С момента оккупации Белоруссии немцы разделили всю территорию на «гебиты», районы (всего их было 9). Во главе гебитов стали немецкие гебиткомиссары со своим административным аппаратом. А вот на более низовом уровне - «крайсляндвиртах» уже властвовали местные жители. Как правило, возглавляли крайсляндвирты белорусские националисты, а ближайшая их обслуга была из «бывших» — белых офицеров, священников, кулаков, эсеров, лишенцев.

В декабре 1943 года немцы - во многом под воздействием белорусских нацистов, а также после неудач на восточном фронте - согласились на создание Белорусской Центральной рады (БЦР). Рада возникла из двух организаций. Первая - Белорусский Красный Крест, организованный доктором Антоновичем (в конце 1942-го года переименована в «Белорусскую самопомощь»). Вторая - полуподпольная «Белорусская партия независимости», возглавляемая майором Родзько.

(Белорусские отряды самообороны)

«Белорусская самопомощь» как благотворительная организация сумела создать свои органы в каждой волости Белоруссии. На её основе в июле 1943 года в Минске был организован «Союз мужей доверия», председателем которой был назначен бывший депутат польского Сейма белорус Юрий Соболевский. Этот Союз официально консультировал аппарат генерального комиссариата «Белоруссия». Соболевский долго уговаривал комиссара Кубе отдать политическую и экономическую власть независимому белорусскому парламенту (оставив военную и «внешнюю» политику немцам). Уговорил, но Кубе не успел воплотить эти идею в жизнь, так как был убит диверсантами НКВД.

Воплотил идею Кубе и Соболевского новый комиссар, генерал-лейтенант СС фон Готтберг. 21 декабря 1943 года на торжественном собрании белорусского актива огласил утверждённый им Статут Белорусской Центральной Рады, в котором, в частности, были такие пункты:

(Комиссар Белоруссии фон Готтберг с белорусскими чиновницами)

— Белорусская Центральная Рада является созванным в рамках самоуправления представительством белорусского народа. Она имеет своё местонахождение в Минске.

— Рада имеет основную задачу мобилизовать все силы белорусского народа для уничтожения большевизма.

— Рада будет принимать и осуществлять все необходимые мероприятия в отрасли социальной, культурной и школьной жизни.

Президентом Рады стал Радослав Островский. Он ставит немецкой администрации свои условия:

— Созыв не позднее в течение 6 месяцев Второго Всебелорусского конгресса для разрешения вопроса белорусского народного представительства.

— Создание белорусской вооружённой силы.

— Применение это вооружённой силы против большевизма только на территории Белоруссии.

(фон Готтберг поздравляет профессора Островского с избранием на пост президента Белоруссии)

Условия эти немцы приняли. И Островский отдаёт приказ о мобилизации населения в Белорусскую Краевую Оборону. В течение недели было сформировано 60 батальонов численностью до 600 человек каждый (всего - около 35 тысяч человек). Все они были вооружены немецким оружием. На остальную часть мобилизованных - а это было около 40 тысяч человек - немцы не дали вооружения, мотивируя тем, что «запасы закончились». Этих людей по приказу Рады распустили по домам.

Стоит отметить, что до создания Краевой Обороны на территории Белоруссии действовало 200 т.н. ОД-батальонов (общей численностью до 100 тысяч человек).

В это же время в Белоруссии прошли «первые свободные выборы» в Раду. Все избирали 1200 делегатов, по 5-7 человек от района. На своём первом заседании Рада приняла следующие постановления:

(Президент Белоруссии Островский инспектирует местную армию)

— Подтверждаем необходимость осуществления идеи государственной независимости Белорусской республики;

— Подтверждаем постановления Рады Белорусской народной республики от 1918 года;

— Объявляем недействительными все условия, принятые большевиками и поляками в вопросе расчленения территории Белоруссии;

— Единогласно избираем президентом Рады профессора Островского. Рада объявляется единым законным представительством белорусского народа.

Юридическая независимость Белоруссии была объявлена 27 июня 1944 года. Но просуществовать республике удалось недолго.

После 2 июля 1944 года, из-за наступления РККА в Белоруссии ее боевые силы были переброшены в Германию. Из белорусов были сформированы: 1-я Белорусская дивизия численностью 22 тысячи человек; 2-я штурмовая бригада генерала Езовитова численностью 12 тысяч; СС-бригада «Зиглинг» численностью около 10 тысяч человек. Обе бригады сражались на Восточном фронте против Красной Армии. А 1-я дивизия была переброшены в Италию, где ей предстояло биться с польской армией Андерса под Монте-Кассино. Это стало ошибкой немцев: белорусы отказались воевать против поляков, и дивизию пришлось перебросить на Рейн, где она сражалась против американцев.

(Белорусская армия выходит из Минска на боевые позиции)

Там же белорусы из 1-й дивизии в 1945-м сдались американцам. Примерно половина коллаборационистов была выдана американцами в СССР (остальной половине удалось эмигрировать в Латинскую Америку и Канаду), почти все они получили от 10 до 25 лет ГУЛАГа.

В июле 1944 года была эвакуирована на Запад и Белорусская Рада - как большинство её депутатов, так и органы исполнительной власти (в общей сложности около 2 тысяч человек). Около 30% этого состава переселились в Канаду (где уже существовала большая белорусская община), ещё треть примерно осела в Германии, остальные погибли, либо были выданы СССР.

Интересно проследить судьбу костяка Белорусской Рады, перебравшегося на Запад и на основе которого было сформировано «Белорусское правительство в изгнании», которое до сих пор считает себя единственным законным представителем власти не территории республики.

— Президент Рады, профессор Радослав Островский (1887-1976). По политическим взглядам был эсером. В 1917 году был назначен Временным правительством комиссаром в Слуцком округе. В 1920-х годах член Белорусской рабоче-крестьянской громады (стояла на позициях российских эсеров), депутат польского Сейма.

(Президент Островский выступает на митинге в Минске)

Кандидатура Островского планировалась немцами на должность бургомистра Москвы. Немцы исходили из того, что профессор оставался левым по своим взглядам, хорошо разбирался в марксизме. С апреля 1942-го по июнь 1943-го сформировал и лично командовал антипартизанскими отрядами самообороны в Смоленске.

С августа 1944 года в Германии, тогда же получил гражданство этой страны. В оккупационной британской зоне в Ганновере жили под именем «Андрея Корбута». В 1947-м уехал в Аргентину. Во второй половине 1950-х перебрался в США. В виду преклонного возраста оставил пост президента Белоруссии в 1964 году. Умер в 1976 году в Кливленде, штат Огайо.

(Вице-премьер правительства Белоруссии Соболевский. Начальник оккупационной полиции, с января 44-го — заместитель председателя БЦР Островского. После войны бежал в Германию, умер в 1957-ом в Мюнхене.)

— Борис Рагуля, создатель Белорусской Краевой Обороны . Офицер польской армии. Оказался в тюрьме в СССР, в июле 1941 года был освобождён немцами. Руководил самоуправлением в Новогрудкове. В 1942 году сформировал 68-й карательный белорусский батальон. Батальон «отличился» тем, что сжёг около 20 деревень, подозреваемым в связях с партизанами.

На выборах в Раду получил в своём округе около 90% голосов.

С лета 1944 года в Германии, получил гражданство этой страны. Руководил подготовкой агентуры в Дальвицкой разведшколе. После капитуляции Германии оказался в Бельгии, окончил там медицинский факультет университета. С начала 1950-х в эмиграции в Канаде. Руководил в «правительстве в изгнании» «министерством обороны». Умер в 1983 году.

(Белорусская армия)

— Константин Езовитов (1893-1946?) . Участник Первой мировой войны, подпоручик в 151-м Пятигорском полку. Член партии эсеров с марта 1917 года. Член полкового комитета по выборам в Учредительное собрание.

С ноября 1917-го занимался формированием 1-го Белорусского полка. С января 1918 года - военный комендант Минска. Секретарь I Белорусской Рады. Участник антибольшевистского подполья. В эмиграции в Литве, затем в Латвии. В начале 1920-х участвовал в переправке в СССР членов савинковской террористической группы. В 1930-е русские эмигранты подозревали его в сотрудничестве с НКВД (якобы фигурировал под кличкой «Озол»), но доказательств этому так и не было найдено.

Во время оккупации председатель Белорусского комитета в Латвии (до конца 1943 года). Создатель и командир белорусской штурмовой бригады, член почётного президиума Рады. С августа 1944 года в Германии, занимался подготовкой агентуры для повстанческой деятельности в тылу Красной Армии. В апреле 1945 года схвачен СМЕРШ. Содержался в городской тюрьме Минска, писал воспоминания. По официальной версии скончался от воспаления лёгких 12 февраля 1946 года в тюремной больнице. По неофициальной - под фамилией «Селезнёв» содержался под домашним арестом в Ташкенте до самой смерти в 1965 году.

(Жители белорусской деревни провожают новобранца в армию)

«Белорусское правительство в изгнании» базируется в Нью-Йорке. Президентом Белорусской Рады с 1997 года является Ивонка Сурвилла (урождённая Ивона Владимировна Шимонец). Её отец Владимир Шимонец был министром финансов БНР. Ивонке было 8 лет, когда её семья в 1944 году бежала из Белоруссии в Данию, а в конце 1960-х перебралась в Канаду.

В отличие от эмигрантских правительств Украины, стран Прибалтики, Польши, которые признали новые правительства в постсоветских и постсоциалистических странах и передали им свои полномочия, Белоруссия остаётся последней страной Восточной Европы, имеющей свое «правительство в изгнании».

(Нынешний президент Белоруссии Ивонка Сурвилла с литовским политиком Витутасом Ландсбергисом)

Начиная с 1950-х годов, это правительство регулярно подаёт иски в ООН с требованием «расследовать колониальную деятельность России и СССР на территории Белоруссии». Не признаёт нынешние границы Белоруссии, считая, что исконными землями белорусского народа являются Смоленская и Брянская области, ныне входящие в состав РФ.

(Карта Белорусской Народной Республики. На ней хорошо видно, что частью БНР являются Смоленск и Брянск

Блог Толкователя собрал фотографии повседневной жизни на территории оккупированной Белоруссии. На них хорошо видно, как белорусы быстро перешли от поклонения одному вождю к другому — от Сталина к Гитлеру. В принципе, уклад жизни простых белорусов остался таким же, как при Советах.

Заседания Белорусской Рады, доклады и дебаты:

Комиссар Белоруссии фон Готтберг вручает медали простым белорусам за упорный труд, хорошие навесы и удои:

Почётные похороны бургомистра Минска Ивановского, декабрь 1943 года:

(Руководство Белорусской Рады вскидывает руку в траурном приветствии: Николай Шкелёнок (первый вице-президент БЦР), Радослав Островский (президент БЦР), Евгений Колубович (руководитель отдела культуры БЦР), Юрий Соболевский (начальник оккупационной полиции, заместитель председателя БЦР).

Празднование 1 мая, трудящиеся Минска и других городов независимой Беларуси на торжественных митингах:

Белорусы за Единую Европу:

Расцвет духовной, православной жизни в Белоруссии:

(Иерархи Белорусской автономной православной церкви: архиепископ Филофей (Нарко), епископ Григорий Боришкевич, епископ Степан (Севба) в первом ряду; Иосиф Балай и епископ Афанасий (Мартас)

(Белорусские иерархи на пикнике в комиссаром фон Готтбергом)

Праздничные вечера:

Несложно предугадать, что и сегодня белорусы, как молодая и только формирующаяся нация, при отмирании лукашенковской власти снова попадёт под влияние Германии, Четвёртого Рейха, и на всех порах понесётся к своей мечте — Единой Европе и «национальной самобытности».

С наступлением Великой отечественной войны до конца августа 1941 года Беларусь была полностью оккупирована немецко-фашистскими захватчиками. На территории республики началось установление жёсткого оккупационного режима. Он устанавливался по мере захвата территории.

Оккупационный режим- это жёсткий порядок, при котором были ликвидированы все органы советской власти. Рабочие работали по 12-14 часов в сутки, людей бросали в концлагеря. В Белоруссии было создано больше 260 лагерей смерти. В каждом районе действовали концлагеря, тюрьмы, гетто. В 10 км. на восток от Минска была создана территория смерти “Тростенец”. Здесь фашисты уничтожили 206500 человек – это третье место по количеству погибших после Освенцима и Майданека.

Установив оккупационный режим Германия планировала осуществить план «Ост», который являлся составной частью плана «молниеносной войны». По этому плану предусматривалось уничтожить 80% славян, 20%-превратить в рабов, уничтожить всех евреев и цыган. Действия фашистов с целью полного или частичного уничтожения народа (нации) называется геноцидом. Политика геноцида по отношению к белорусскому народу была очевидна. Было разрушено и сожжено 209 городов, в том числе и Минск, разрушено 200 населённых пунктов, 10338 промышленных предприятий, все электростанции. В Белоруссии погибло 2200000 человек, вместе с жителями сожжено 628 деревень, из которых 186 не восстановлены.

Политика геноцида по отношению к еврейскому населению

Заключение евреев в места принудительного содержания на территории Беларуси во время советско-германской войны, как и в Восточной Европе, вообще, было этапом общей политики их тотального уничтожения. В отличие от остального населения евреи и цыгане уничтожались на территории СССР не за свои действия или политические убеждения, а по национальному признаку. В то время, как в отношении судьбы цыган на этой территории у немецких властей, вероятно до 1942 г., не было чёткой программы, в отношении евреев существовала программа их повсеместной ликвидации.

Часто для немедленной и полной ликвидации евреев у гитлеровцев не хватало достаточных сил. Ликвидацией евреев в СССР занимались в основном специальные подразделения, состав которых был ограничен и поэтому они не могли самостоятельно и быстро уничтожить несколько миллионов евреев, оставшихся на оккупированной территории. Для помощи им немецкая жандармерия на местах с поддержкой местных полицейских должна была сконцентрировать евреев в местах временного заключения. Хотя принудительное содержание евреев идеологически объяснялось опасностью их влияния на окружавшее население, в действительности нацисты преследовали этим несколько целей:

1) Облегчение последующей ликвидации евреев.

2) Предотвращение сопротивления евреев, которые, согласно небезосновательным опасениям нацистов, зная об уготовленной им участи, активнее остального населения могли участвовать в сопротивлении.

3) Получение бесплатной рабочей силы.

4) Приобретение симпатий остального населения, которому нацисты в пропагандистских целях преподносили преследование евреев как борьбу с жидо-большевиками, повинными во всех лишениях в межвоенные годы.

По административному распоряжению командующего тылом группы армий «Центр» генерала пехоты фон Шенкендорфа от 7 июля 1941 года вводились отличительные знаки для еврейского населения:

1. Все еврей и еврейки, которые находились на занятой территории и достигнувшие 10-летнего возраста, обязательно должны были носить на правом рукаве верхней одежды и платья белую полосу шириной до 10 см с нарисованной на ней сианистской звездой или желтую повязку шириной до 10 см.

2. Такими повязками обеспечивают себя евреи и еврейки сами.

На территории Беларуси нацисты использовали применительно к евреям пять основных видов мест заключения:

1. Гетто - это городские кварталы, окруженные колючей проволокой. На территории Восточной Беларуси гетто начали создаваться с конца июня 1941г. и почти все были ликвидированы в период с осени 1941 по весну 1942 гг.

На территории Беларуси, как и вообще СССР, были закрытые и открытые гетто. Открытые гетто возникали в местечках со значительным еврейским населением, где его выселять и затем охранять было нецелесообразно. Кроме того, они возникали и в мелких населённых пунктах, где немецкие власти не могли организовать охрану закрытого гетто. В открытых гетто евреям предписывалось не покидать своего населённого пункта и не посещать общественных мест. В этих гетто евреи, также как и в закрытых гетто, выполняли принудительные работы, обязаны были носить еврейские опознавательные знаки, платить контрибуцию. Во всех гетто образовывались юденраты («еврейский совет», -нем.)-органы, введенные немецко-фашистскими оккупационными властями для управления еврейским населением некоторых городов и районов, которые слаживались из предназначенных властями евреев и несли ответственность за выполнение нацистских приказов, что касались евреев.; или назначались старосты, которые часто распределяли и организовывали работы, что, естественно, порождало недовольство определённой части узников, особенно нетрудоспособных - первых кандидатов на ликвидацию. Иногда для членов юденрата или старосты составление списков для уничтожения являлось тяжёлой моральной нагрузкой, с которой часть из них не справлялись, кончая жизнь самоубийством.

Несмотря на охрану указанных мест заключения и жёсткие наказания за укрывательство евреев, части из них удалось бежать и спрятаться в лесах. Что касается партизан, то они не охотно принимали евреев свои отряды, даже если те приносили с собой оружие. В начале нояб. 1942 начальник Центрального штаба партизанского движения П. Пономаренко отдал приказ командирам бригад не принимать отдельных лиц или небольшие группы людей, чудом спасшихся из гетто, т. е. евреев. Предлог был более чем абсурдным: они якобы могли быть «засланными немцами агентами».

2.Тюрьмы. Особенно часто тюрьмы использовались в небольших населённых пунктах как временные места задержания (например, в Ошмянах, Черикове и Вилейке). После ликвидаций гетто тюрьмы особенно часто использовались для временного заключения евреев. После этого евреи или расстреливались или помещались в трудовые лагеря.

3. Трудовые лагеря. В основном, особенно в начале, в них содержались евреи трудоспособного возраста, как мужчины, так и женщины. Тем не менее, в 1942-1943 гг. сюда перевозились из ликвидированных гетто и квалифицированные евреи-ремесленники с членами семей. Часть этих лагерей просуществовало до освобождения в 1944 г. На территории Беларуси, как и на Украине, существовали как специальные трудовые лагеря для евреев (например, в Берёзе, в Бортниках в Бешенковичском районе, в Дроздах в Минске), так и общие лагеря для гражданских лиц, в которых евреи были частью, зачастую значительной, всех узников (например, в Барановичах).

4. Лагеря для военнопленных. Некоторой части евреев-военнопленных удавалось скрывать свою национальность. Попытки скрыть национальность делались часто, однако успех нередко зависел, с одной стороны, от отношения других заключённых к ним, а с другой - от умения немецких офицеров и местных полицаев распознавать национальную принадлежность. В 1941-1942 гг. на территории лагерей для военнопленных нацисты размещали и евреев близлежащих населённых пунктов, чтобы сэкономить силы по охране мест заключения.

5. Концентрационные лагеря. Они отличались более жёсткими условиями содержания (например, в Минске на ул. Широкая, в Бронной Горе Березовского района). Сюда помещались евреи - гражданские лица, военнопленные, как евреи, так и не евреи, а также неевреи, наказанные нацистскими властями за свою деятельность.

Таким образом, принудительное заключение евреев было этапом общего плана по их уничтожению. В основном, места принудительного заключения выполнили задачи, возлагаемые на них гитлеровцами. Вместе с тем, имела место несогласованность в действиях немецкого командования в отношении ликвидации мест принудительного заключения, что определялось различием видения целей и задачей, возложенных на такие места. Как правило, в столкновении идеологического и практического подхода к еврейской проблеме, верх одерживали сторонники быстрой ликвидации еврейского населения. Сторонники идеологического подхода к проблеме сами себя вводили в заблуждение, преувеличивая, с одной стороны, роль евреев в советском управлении, а с другой, ненависть к ним остального населения.

Фабрики смерти

В 30-40-х годах на территории Европы, контролируемой Третьим рейхом, насчитывалось несколько десятков концентрационных лагерей, созданных с различными целями. Часть этих зон создавалась для содержания военнопленных, в других удерживались и уничтожались политические противники нацистов и неблагонадежные элементы, третьи были просто «пересылками», откуда заключенные переправлялись в более крупные концлагеря. Лагеря смерти стояли в этой системе особняком.

Если система нацистских концлагерей - хотя бы формально - создавалась для изоляции преступников, антифашистов, военнопленных и иных политзаключенных, то Майданек, Освенцим, Треблинка и прочие лагеря смерти изначально предназначались именно для уничтожения евреев. Они проектировались и строились не как места заключения, а как фабрики смерти. Предполагалось, что в этих лагерях обреченные на смерть люди должны были проводить буквально несколько часов - ровно столько, чтобы команды палачей могли их убить и «утилизировать» трупы. Здесь был построен отлаженный конвейер, превращавший в пепел по нескольку тысяч человек в утки.

Кроме того, начали работу айнзацкоманды - специальные отряды, двигавшиеся за регулярными частями вермахта. Задачей айнзацкоманд было вылавливать евреев и цыган, переправлять в лагеря и там их ликвидировать. Самыми известными и крупными местами массовых убийств были Бабий Яр под Киевом, где за два дня 28-29 сентября 1941 года были убиты 30 тыс. евреев, и лагерь Малый Тростинец в Белоруссии, где в 1942-1943 годах были расстреляны 200 тыс. человек.

Но нацистское руководство считало тем не менее, что уничтожение евреев и цыган идет слишком медленно. Расстрельные команды и газвагены(«душегубки») по мнению Гитлера, не справлялись с задачей. В 1941 году было принято принципиальное решение о разработке жуткой технологии, которая легла в основу лагерей смерти. Первый такой лагерь, предназначенный для массовой ликвидации евреев, начал делать свою грязную работу в польском Хелмно. Здесь было убито и задушено газом более 300 тыс. человек, вывезенных главным образом из гетто Лодзи. Помимо евреев в лагеря смерти отправлялись цыгане, а также душевнобольные и прочие категории людей, обреченных нацистами на тотальную ликвидацию.

Технология, разработанная нацистами, предполагала, что по прибытии в лагерь эшелона с заключенными большая часть из них должна была немедленно отправиться в газовые камеры. Так, в Освенциме - самом крупном лагере смерти - обреченных на смерть раздевали и загоняли в большие герметичные помещения, куда сверху подавался отравляющий газ, быстро убивавший все живое. Через некоторое время трупы вытаскивали из душегубок и перевозили в круглосуточно работавшие крематории. Особый цинизм заключался в том, что обслуживающий персонал, который работал с покойниками, а также собирал одежду и ценные вещи жертв, набирался, как правило, из тех же евреев, которые знали, что через несколько недель или месяцев их тоже отправят в газовые камеры.

Во всех лагерях царил голод. Порция еды обычно выдавалась один раз в день и состояла из супа с куском хлеба. В концентрационных лагерях и лагерях уничтожения по всей Европе были введены различные наказания. Они порождались не только стремлением удержать заключенных от нарушения установленных правил, но и садистскими наклонностями солдат СС и их помощников. В каждом лагере уничтожения нацисты создавали из заключенных евреев оркестр. Оркестр должен был услаждать слух эсэсовцев в свободное от службы время и играть перед идущими в газовые камеры.

Лагеря уничтожения

В соответствии с решением совещания в Ванзее, лагеря уничтожения заработали в полную силу. Концентрационные лагеря переоборудовали для массового уничтожения евреев. Некоторые из них были превращены в лагеря, работавшие только на уничтожение, - так называемые «лагеря смерти», некоторые выполняли двойную функцию: принудительный труд и убийство.

В битком набитых товарных вагонах в лагеря уничтожения привозили тысячи евреев. Команды СС выводили людей из поездов и, как правило, отделяли мужчин от женщин. Затем проводили «селекцию», т.е. определяли, кого послать прямо в газовые камеры, а кого использовать для работы в лагере. Операция уничтожения евреев проводилась в секрете. Убийцы принимали все меры, чтобы скрыть назначение лагеря и способ умерщвления в нем. В шести больших лагерях уничтожения, расположенных на территории Польши, было умерщвлено около 4 миллионов евреев. Самым ужасным из всех был лагерь Аушвиц-Биркенау (Освенцим). В нем содержалось огромное число военнопленных разных национальностей и евреев-заключенных - около 250.000 - одновременно. Аушвиц (Освенцим) использовался не только как лагерь смерти, но и как грандиозный рабочий лагерь, где на благо рейха трудились тысячи заключенных. Из всех лагерей именно Аушвиц-Биркенау был примером эффективного уничтожения множества людей. Он работал дольше всех остальных лагерей смерти, с 1942 до начала 1945 года, то есть до самого окончания войны, когда он был освобожден Советской Армией. В нем использовали газ циклон, более эффективный, чем газы, использовавшиеся в Собиборе или в Треблинке. Гигантские газовые камеры вмещали до 800 человек одновременно. В Аушвице работало также 5 огромных печей, в 50 топках которых можно было сжигать 10.000 тел за сутки. В Аушвице врачами под руководством печально известного доктора Менгеле проводились ужасные медицинские опыты.

Весной 1945 года закончились длившиеся шесть лет ужасы войны. Но один народ не принимал участия во всеобщем ликовании: для евреев победа пришла слишком поздно. Шесть миллионов евреев - треть мирового еврейства - были стерты с лица земли.

Наша очередная подборка исторических фотографий посвящена жизни белорусских городов во время немецкой оккупации 1941-1943 годов. Конечно, в интернете можно найти огромное изобилие таких фотографий. Но мы постарались сделать данную подборку как можно более информативной, представив по одному снимку из одного города.

Ещё больше фото в наших сообществах ВКонтакте и Facebook . Вступай, чтобы не пропустить самое интересное!

Эта известная фотография была сделана в Гродно в 1941 году. На ней изображено, как немцы силой сгоняют местных евреев в гетто. Вот что вспоминает о жизни в гетто один из выживших: “Надели желтые звезды Давида спереди и сзади. Ходили только по проезжей части. Плевали на нас, могли убить, если немец поймает. И поляки тоже издевались страшно. Мы были люди вне закона. Бывало, встанешь утром, идешь и смотришь - повешенные на балконах…”

Немецкие войска оккупировали столицу БССР, город Минск, уже 28 июня, всего через 6 дней после начала войны. В городе было создано 3 еврейских гетто, в которых за время войны было убито более 80 тысяч евреев. В Минске действовали строгие законы военного времени. За каждого убитого немецкого солдата оккупанты расстреливали 10 горожан, а за офицера – 100. После освобождения города, в нем находилось около 37 тысяч жителей, хот ядо войны было 250 тысяч.

На этом снимке изображена железнодорожная станция “Барановичи-Центральные” в 1942 году. Эта станция была важным пунктом при переправе солдат вермахта на восточный фронт. Во время оккупации на другой барановичской ж/д станции – “Лесной”, было расстреляно более 50 тысяч военнопленных.

Во время Второй мировой войны дирижабли использовались фактически последний раз для военных целей. На данном фото можно увидеть немецкий дирижабль над рекой Сож в Гомеле. Сам город во время оккупации был уничтожен практически на 80%.

Чтобы выжить во время оккупации местным жителям приходилось работать на немецкие власти. Работа была самого разного характера – от расчистки завалов, до доносительства. На этом фото из оккупированного Витебска представлен еще один вид заработка – местный житель везет личные вещи двух немцев.

Как известно, после взятия Брестской крепости Адольф Гитлер решил лично взглянуть на неприступную твердыню и посетил территорию нашей страны в 1941 году. На этом фото в автомобиле едут Адольф Гитлер вместе с Бенито Муссолини на фоне Тереспольских ворот в Бресте.

На всей территории оккупированных городов по улицам было разбросано поломанное вооружение. И если винтовки и автоматы быстро собирались, то более крупные установки, которые не подлежали ремонту, годами находились на улицах и служили своеобразной игровой площадкой для детей. На этом фото видно, как в 1942 году в Могилеве два ребенка играют за поврежденной зенитной установкой.

Немцы планировали, что пришли на нашу землю надолго. Поэтому и погибших в бою товарищей они часто не отправляли на Родину, а хоронили на наших землях. На этом фото виды почетные похороны немецкого военнослужащего в 1942 году на кладбище в Бобруйске около Свято-Никольского собора.

Германия не оставляла на территории Беларуси больших группировок войск. Все они отправлялись на фронт с первыми поездами. А охранную роль в основном выполняла полиция, набранная из местных жителей. Но бывали и исключения. Например, под серьезной охраной находились города с крупными железнодорожными узлами. На фото выше мы видим железнодорожную станцию Орша, на которой немецкие военнослужащие получают питание.

В августе 1941 году Минск посетил один из руководителей Германии – Генрих Гимлер. Кром ебелорусской столицы он также заехал и в поселок Новинки, где располагалась психиатрическая лечебница. На данном фото Гимлер беседует с мальчиком в Новинках. Этот мальчик был определен как “расово полноценный” и отправлен в детский дом в Германии. Что касается лечебницы, то уже осенью 1941 года все ее пациенты были убиты.

Немцы ничем не обделяли себя на оккупированных территориях. В больших городах часто организовывались различные мероприятия, концерты, вечеринки. На фото выше в Полоцке немецкие солдаты танцуют на площадке с местными жительницами.

Немцы на оккупированных территориях активно уничтожали памятники советским вождям. Под запретом было даже хранение фотографий и картин с изображением Ленина, Сталина или других политических деятелей. На данном фото немецкие солдаты в Борисове стоят рядом со снесенным памятником Сталину. На заднем фоне можно увидеть памятник Ленину, который также готовится к сносу.

Во время оккупации на территории городов появилось большое количество надписей на немецком. На это тже язык стали переводиться названия официальных учреждений. На фото выше виден указательный столб в Мозыре на немецком языке с указанием расстояний до ближайших городов.

Во время боев белорусские города довольно сильно пострадали. Причем во время оккупации они практически не восстанавливались. В основном все работы сводились до расчистки завалов и восстановления самых значимых зданий. На верхнем фото можно видеть Слуцк, в который только что вошли нацисты. На заднем плане виден дым от многочисленных пожаров.

Первые недели немецкие войска стремительно продвигались вглубь страны. Красная Армия отступала практически по всем направлениям. Столкновения бронетехники практически всегда заканчивались поражением советских войск. 23 июня немецким оккупантам был нанесен контрудар под Жабинкой. А затем войска отступили в Кобрин. За город разгорелась ожесточенная битва. Но у советских танков быстро закончились боеприпасы. Часть солдат отступила, многие из них бросали свои танки. Некоторые героически таранили немецкие танки. На фото выше центр Кобрина сразу после его оккупации немецкими войсками. На улицах города находились обломки десятков единиц бронетехники.

Понравилось? Расскажи друзьям!

Мы встретились с ней в посёлке Мариановка, что в сорока километрах от Омска. Маленькая церковка, где после службы все собираются в трапезной и ведут душевные разговоры, была полна, когда речь зашла о событиях на Украине, о бандеровцах. Тогда и встала эта маленькая женщина, восьмидесятипятилетняя Римма Петровна Анисенкова, и стала рассказывать о далёких годах, проведённых в маленьком белорусском городке Столбцы, в который их семья перебралась незадолго до начала Великой Отечественной войны. О бандеровцах, орудовавших в тех местах, и чьи угрозы вынудили их потом переехать из Белоруссии. Обладая великолепной памятью, живой и образной речью, она многое помнила и могла рассказать. Мало того, она записала все свои воспоминания в подробностях, так как сама была их активной участницей, и при случае, рассказывала об этих событиях школьникам (Её дочь работает в Мариановской школе учительницей).
Наше поколение воспитано на «Молодой гвардии», и мы порой не подозреваем, что везде, где население сталкивалось с фашистскими захватчиками, сопротивление становилось неминуемым, в той или иной форме.
Итак, открываем тетрадь…

Дорогие мои ребята, октябрята и пионеры, я хочу написать небольшой рассказ о войне, в каком городе я жила во время войны и хочу рассказать вам о ребятах, которых вы не знаете, но они там жили. Хотя они были ещё октябрятами, но старались помогать старшим братьям, сёстрам и родителям вредить фашистам за их издевательства над народом. Я не помню много имён, фамилий, но хочу сказать, что в нашей стране жили очень много хороших людей, и хотя много лет прошло, но забыть нельзя, что видели люди в те тяжёлые годы. И чтобы никогда, никогда вы все даже и во сне не видели ужасов войны, которые видели мы, дети, будучи в оккупации с 1941 по 1945 годы. Мы не учились в то время, фашисты не давали. Я нарисую немного, что осталось в памяти, но сейчас конечно всё изменилось, всё стало красивее и может, нет уже того дома, в котором я жила с родителями. Вдоль железнодорожной линии росли каштаны, где мы играли и собирали жёлуди, было очень хорошо и весело. Дом стоял прямо возле линии, окна смотрели на железную дорогу: всё было видно – в какую сторону идут поезда и с чем.
Вдруг слышим по радио: фашисты перешли границу, товарищи, не создавайте панику! Но народ забеспокоился, наверное, война. Семья наша была большая, но жили в одной комнате, где раньше был какой-то красный уголок, всё в портретах Ленина и Сталина. Сначала мы приехали из Свердловска в Барановичи, там жила мамина сестра, с которой они не виделись двадцать два года. Мама не хотела уезжать от сестры, но папа был партийным и должен был ехать, ему в Столбцах дали место машиниста.

«Это всё было в Белоруссии, на Брест-Литовской железной дороге, вдоль которой располагаются города Минск, Столбцы, Барановичи, Брест. Мы жили в Столбцах, как раз перед войной приехали. Папа работал на электростанции старшим машинистом, жили мы в многоквартирном доме, в одной комнате, семья была большая, четверо детей, в общем, семь человек.

В городе жили люди разных национальностей – поляки, украинцы, белорусы, евреи, русские, все дружно жили, и родина у нас была одна – Советский Союз. Была церковь и польский костёл. Мы до этого были все некрещёные, и мама как-то раз взяла нас всех и пошла в церковь. Батюшка был очень хороший, звали его батюшка Виталий, фамилию, к сожалению, не запомнила. У него был маленький сын, они с матушкой жили рядом с церковью, я иногда ходила к ним, нянчилась. Вот и окрестил он нас всех четверых, всем крестики надел, а маме дал икону Иисуса Христа. Мама хранила её всю войну и после, пока не умерла, а потом она досталась мне, и сейчас у меня. Я была старшая в семье, мама и говорила, чтоб после неё я хранила.
Как нас окрестили, так через три-четыре месяца прошло, и началась война.

Мама пекла оладьи, когда папа прибежал с работы и закричал:
- Собирай, мать, детей, война идёт, эвакуация, скорей, спасай детей! С этим эшелоном поедете. Кушать бери, что есть!
Поцеловал нас всех и сказал:
- А мне пока нельзя, я на посту до последней минуты.
А она говорит:
- Я одна не поеду, только с тобой.
А он:
- Мне нельзя, задание у меня.
(Он был партийный, и ему надо было взорвать электростанцию, чтоб не было света, если в город зайдут фашисты). Он и взорвал её. А маме сказал:
- Если не уедешь, иди с детьми в деревню Завиня (точное название не помню), - там жил кочегар, который работал с папой. - Я приду туда, – и ушел.

Первый эшелон с эвакуированными ушел, а на второй мы только хотели садиться, как фашистские самолёты стали летать и бомбить, и все кричат:
- Фашисты заняли Минск!
Все побежали кто куда, а мама повела нас через рожь, полем, чтобы выйти на шоссейную дорогу и в лес, а там деревня. Мне тогда было десять лет, второй класс закончила, но была ростиком маленькая, шесть-семь лет давали. Мы все плакали, ползли, уцепившись за маму, а она сама была очень больна».

(В детских воспоминаниях Риммы беременность воспринималась, как «болезнь», и даже сейчас она вспоминает об этом, как о «сильной болезни».)

«А фашистские самолёты спускались ниже и строчили из пулемётов по бегущим людям, а людей бежало очень много, потом отовсюду были слышны сильные крики и плач.
У кого маму или детей убило, очень страшно было. Ползли через убитых и раненых, все кто как мог. Сначала до шоссейной дороги, потом в лес. Мы до дороги доползли, - лежит солдатик, раненый, и кричит – помогите! Мама подползла, и мы за ней. Она сняла с себя, что могла, перевязала, мы хотели его перетащить, но не смогли, ветками его завалили и скорей через дорогу. А дорога была вся усеяна убитыми и ранеными, стон и плач стоял, но мама вела нас, как могла в лес. Мы, конечно, все плакали. Дошли, вроде всё утихло, а в деревне все закрылись, никого не пускали, а у нас ведь большая семья, и мама очень «тяжелая».
Вдруг выбежал один мужчина, белорус, маму поднимает и говорит:
- Идём ко мне, вместе горевать будем. У меня тоже много детей, еды мало, но ничего, поделимся, бульба есть.

Завёл нас и в погреб всех спрятал, и свои дети и жена, все были в погребе. Накормил нас. Вот мы живём уже три - четыре дня, и я вечером смотрю в окно, уже темно, кто-то с горки спускается. Я сказала маме, а она говорит – отец! Хозяин встретил его и провёл в подпол, накормил, переодел и ночью папа ушел в лес к партизанам. А в городе уже хозяйничали фашисты, да ещё и самые злые – эсэсовцы. Хозяин услышал, что фашисты говорят: «Кто где работал и жил, идите на свои места, никого трогать не будем».

Когда папа в следующий раз пришел, хозяин и все вместе решили ехать в город, но со всеми знакомыми; хозяин поговорил с белорусами и поляками, которые папу знали. Папа сказал, что в свою квартиру мы не поедем, так как там была комната – красный уголок, где висели портреты Ленина и Сталина, их не успели убрать. Поселились в другом подъезде, там жили поляки и белорусы, принявшие нас, как своих, белорусов. Фашисты ещё верили некоторым, что папа до войны работал кочегаром, топил печки, вот его и послали работать истопником в эсэсовский дом. А у него как раз задание было туда попасть. Электростанцию он не ходил ремонтировать, хотя он её и подорвал, его никто не выдал.
Мы жили у самой линии, в окно всё было видно, с чем едут поезда и в какую сторону. Рядом у линии росли каштаны, уже большие деревья. Когда все переехали кто куда, вроде всё утихло. Но часто летали самолёты, часто объявляли тревогу, прятались то в туннель, то в окопы. В таком вот окопе мама вскоре родила ещё братишку. После этого мы не стали никуда убегать, а прятались в подвале дома, где были кладовки. Принесли туда кто что мог, там и прятались, когда была тревога, бомбили или стреляли с самолётов.

Фашисты часто делали облавы, выгоняли всех жителей на улицу – искали то евреев, то партизан. Нас всех на улицу выгоняли и проверяли квартиры. Хорошо, что мы были все
с крестиками на шее, и мама постоянно носила с собой икону Иисуса Христа и молилась, и мы, кто знал молитвы, тоже молились. Проверят всех и обратно загоняют, все были с нагайками и пистолетами.
В комнате папа сделал печку с плитой, мама готовила. Спали кто на диване, кто на полу, соседи кое-что дали, у нас то ничего не было.

Через некоторое время фашисты стали водить на работу строем евреев. У всех них на левой стороне спереди и сзади были пришиты звёзды из желтого материала, это чтоб если кто упадёт или побежит, то они стреляли сразу насмерть, целясь прямо в эти звёзды. А мы украдкой бегали и видели всё, что творили фашисты. Потом привели очень много наших военнопленных, они были все плохо одеты и босиком, у кого что на ногах – и деревянные шлёпки, и тряпки намотанные, кто в рваных ботинках, в общем, замерзали они и ещё голодные были. Били их нагайками, пинали, если кто упадёт, или пристреливали, а мы всё видели. Пригнали деревья рубить вдоль линии каштановые, и мы так разозлились на фашистов, что собрали бригаду из 5 человек: Рыхлинская Ванда и её брат Сбышек, Кокорина Римма (это я), мой брат Борис, и ещё один белорус, жил возле водокачки, фамилию не знаю, но он всё время приходил и помогал нам. Я была старшая, мне 11 лет было и я уже 2 класса закончила, остальным было 8-10 лет. Эти каштаны были очень красивые, и мы любили их, любили играть под ними, собирали каштаны…

И вот мы решили вредить фашистам и помогать всем нашим, где чем сможем. Делали всё очень осторожно, чтоб не поймали фашисты. Сначала стали помогать нашим пленным. Ходили и собирали всё съедобное, что найдём, или милостыню у кого попросим. Ходили по домам, на помойках собирали, в огородах – и всё клали на дорогу, где ходили наши военнопленные. Фашисты не подпускали, кричали: «Век! Капут!».

Но мы знали, когда их поведут на работу и всё понемногу клали, они всё подбирали, кто как мог. Это мы долго делали, а они в благодарность нам стали делать игрушки и класть на дорогу. Вот такие: крутишь, и человечек крутится. Мы стали их менять на продукты, и кто что из ребят даст, снова клали на дорогу. А мама варила что-нибудь горячее, иногда затирку или просто горячей воды выносили – бак был большой, помогали соседи в подъезде. Мама поварёшкой всем наливала, но не у всех были баночки, мы видели. И вот мы опять ходили, собирали банки, мыли и отдавали или клали на дорогу, где они проходили. Сами прятались в кусты за угол дома, чтоб фашисты не видели нас. Пленные всегда кричали:
- Спасибо, дивчинки! Молитесь за нас, живы будем, - встретимся!

А когда фашисты делали облавы, мы убегали в церковь, в костёл, и батюшка Виталий всегда спасал нас. И священник в костёле тоже спасал. Потом, когда были праздники, в церковь очень много из деревень приезжало, люди приносили пожертвования, кто что мог, а батюшка Виталий всё всегда собирал в корзины и сумки и относил в лагерь наших военнопленных. Часто брал меня, говорил:
- Дочка, пойдём сегодня со мною, поможем.
Немцы пускали к воротам лагеря наших военнопленных, мы всё быстро отдавали и уходили. А к евреям в гетто не пускали…

Но вскоре всех военнопленных увезли, и евреев тоже, неизвестно куда, кто говорил - расстреляли всех, а кого увезли куда-то.
Мы стали больше у поездов дежурить, – много везли в товарных вагонах людей. Вагоны не открывались, мы только и слышали, когда остановится поезд - они пить просили, на веревочках банки опускали вниз. Мы всегда были готовы – вёдра, банки с водой были наготове. «Хороший» патруль – подпустит, мы льем воду, а «плохой» – украдкой лили.

А на фронт везли солдат, цистерны с бензином и оружие. Мы сыпали песок в буксы, нам сказали старшие, что когда едет поезд, песок мешает, и получаются искры, и бензин может взорваться. Мы и краны иногда откручивали, всяко было, патрули стреляли в нас, но когда удавалось что-то сделать, - были рады. Не всегда удавалось, но даже если одну-две, и то рады были. Не до конца раскручивали, и когда поезд двигался, они постепенно раскручивались сами, и горючее постепенно выливалось, это нам папа говорил. Однажды, когда мальчишки с Борисом раскручивали, то попались в руки палачам, а мы успели убежать. Их били нагайкой и посадили в сарай, недалеко от нашего дома, там всё было огорожено колючей проволокой. Но мы с сестрой Збышека пошли вечером и тайком в одном месте подняли проволоку, чтобы можно было пролезть. Збышека мама его выручила, а нашей маме нельзя и виду было подавать, что это её сын, так сказали ей, а то всей семье попадёт. Сарай был старый, и Борис как-то выбрался через дыру в крыше, и ночью пришёл домой. Мы его потом в туалете прятали, так что никто не знал.
Когда везли солдат наших, мы кричали им:
- Сейчас лес начнётся – убегайте!
Многие убегали на ходу – ломали пол в вагонах и так убегали.

После, как выгнали фашистов, к нам забегали два солдата и сказали, что слышали, как мы кричали, что лес сейчас будет. Тогда много убежало из их вагона. Нашли меня, гостинцев принесли. А сами на фронт поехали. Говорили: молись, дивчинка, за нас, живы будем –свидимся. Но так никто и не приехал…
Вскоре эти эсэсовцы уехали, им уже не до нас было, их со всех концов прижимали – и партизаны, и наша армия. Мы придумывали всё новые способы вредить фашистам: натягивали проволоку тонкую незаметную в тех местах, где они ходили или на мотоциклах ездили. Кто наткнётся – упадёт. Особенно немки были злые, у каждой пистолет и нагайка, всех били. Мы были очень рады, если они попадали в проволоку.

Однажды мы с братом просыпаемся рано утром, смотрим в окно – а там подводы стоят у линии гружёные, дровами, что ли. Но потом мы поняли, что это были мёртвые голые люди, они замёрзли в вагонах, голодные и холодные, и наверное, те, кто ещё оставался живым, снимали с них одежду и надевали на себя… Вот так часто утром увозили подводами трупы, как дрова, куда-то за город, мы никак не могли узнать, в какое место. Папа нас не пускал, это было очень рано утром. Потом каждый день везли людей за решётками в наглухо закрытых вагонах. Много везли одних детей, говорили, в Германию, у всех были дощечки на шее висели с номерами.

Вот так и начиналась наша тяжелая военная жизнь, конечно, не нас одних, а миллионов людей, которые остались после этой тяжелой войны. Много осталось сирот, без вести пропавших, убитых, повешеных, в концлагерях искалеченных, - это всё сделали фашисты. И никогда во всём мире не забудут их злодеяний, и не дадут прощения, и передадут из поколения в поколения, и будет всё записано в истории, как они издевались над людьми.

Однажды мы с братом бегали по огородам и увидали – лежит какая-то женщина или девочка, такая худая, очень плохо одетая, какая-то замученная. Мы подумали: мёртвая, и боялись подойти. Хорошо, что никого близко не было, да и кусты её скрывали. Потом мы с братом кое-как притащили её домой, чтоб никто не видел, ни фашисты, ни соседи, а то бы всю семью расстреляли. А мама посмотрела на неё, и говорит:
- Вот и сестра ваша из деревни от бабушки приехала, моя миленькая доченька Катинька, старшая сестра ваша. Слушайтесь её, и если кто спросит, кто она, говорите – старшая сестра наша, и всё.
Надели на неё платье из холста, и она легла. Покормили, голодная была очень. А потом она рассказала маме, что случилось.

Они с мужем жили на границе, муж был командир, и когда фашисты стали наступать, они отбивались. Но врагов было очень много, у них были танки и пушки. Нашим, кто остался жив, надо было прятаться в лес. Он, как командир, и скомандовал: - быстрее вглубь леса; они хотели до Минска дойти, но не успели – фашисты заняли Минск. Её звали Катерина, она была беременная, на сносях. И вот у одного дерева она упала без сознания; муж и все кто был рядом, по-всякому трясли её, но ничего не помогало, они взяли на руки и понесли, но она была как мёртвая, а фашисты приближались. И тогда муж сказал – немедленно все глубже в лес, а её закидали ветками, чтоб не видно было, думали, что умерла. И вот когда всё затихло, сколько прошло, она не знала, но она родила сына, и он родился мёртвый. Холодно было, может, и замерз. Она сняла с себя платье и завернула его, положила в какую-то небольшую ямку и ветками забросала, а сама лежала рядом. Но потом слышит – по лесу фашисты рыскают, она и спряталась, а когда всё стихло, поползла, куда – не знала, и сколько времени прошло, не знала. Потом видит – дорога, а за ней кусты, она и решила переползти дорогу. Но слышит – фашисты маршируют, она спряталась. А ночью перешла дорогу и поползла вдоль кустов, потом увидела что деревня или посёлок, и осталась тут, не зная, сколько времени прошло, пока мы не нашли её.
- Ребятишки, спасибо вам!

Вот и прятали мы её, никуда она не выходила. Мама всем сказала, что это её старшая дочка, от бабушки из деревни пришла. Она помогала маме шить и вязать, варежки да ещё что. Я потом поняла, что всё это было для партизан, да ещё медикаменты какие достанут в аптеке. Хорошо, что у нас всех на шее были крестики, и Кате мама тоже повесила, это нас спасало. В подъезде были поляки и белорусы, мы одни были русские, но все соседи говорили, что мы тоже белорусы, и фашисты верили. Вот так у нас была спасена Екатерина Панченко.

Иногда к нам заходили убежавшие из плена военные … Зайдут и выйдут в другой, немецкой одежде, или что мама сошьёт, или в домашнем платье, или ещё что-нибудь. Их одежду сжигала в печке. Папа доставал что мог – одежду фашистскую, гранаты, патроны, взрывчатки разные, приводил пленных, переодевали – и уходили по-всякому. Однажды было так: стоял у нас диван пружинный старый, мы с сестрой и братьями спали на нём; папа когда приносил гранаты, говорил, что это груши, и прятал тайком всё в диван, чтоб мы не видели. Но мы с братом всё видели и знали. Однажды ночью вбежал папа, и надо было ему быстро спрятать гранаты, и он очень торопился и говорит мне:
- Спи, дочка, спи.
Я не спала, и говорю:
- Папа, быстрее кладите, я всё знаю.
Он быстро спрятал всё и посмотрел на меня, но ничего не сказал, лёг спать. А рано утром я его разбудила, подозвала и говорю:
- Папа, такую «грушу» и патроны в мешочке мы туда положили, где у вас всё лежит. Мы с Борисом мешочек под диван положили, под пружины.
– А где вы взяли?
- Какой-то дяденька быстро бежал, бросил нам и говорит:
- Прячьте!
Мы не знаем кто. Папа поцеловал нас и сказал:
- Молодцы вы у меня! - И с тех пор у нас всё вместе было.
Мы много видели, помогали, как могли. Нам казалось: подумаешь, сбегать куда-нибудь посмотреть, много ли патрулей на углу или ещё что-нибудь, а где и сами что придумывали, чтоб только навредить фашистам.
Папа всё говорил:
- Смотрите, дети, никому ни слова, что вы делаете, и другие, и что я – вы не видите, и не слышите. Даёте мне слово?
Я помню сказала:
- Честное октябрятское», - потому что до войны мы были октябрятами.

И вот фашисты озверели, стали строже, злее, потому что со всех сторон им, как могли, вредили. Стало страшно: поздно выходить нельзя, на улице тоже бегать нельзя. Что-то часто стали облавы делать. Ловили всех и в вагоны грузили, и увозили неизвестно куда. Мы всё видели. Мама нас не отпускала от дому никуда, и сама не выходила. Мы в окно смотрели, да украдкой выбегали и видели, что происходит в городе.

Первое, что нас всех озлило на фашистов – когда они стали пилить наши любимые каштаны, которые росли у самой линии. Когда пилили, то мы все плакали. Но потом мы увидели, как они обращаются с нашими военнопленными, и поняли тогда, какие это звери фашисты. И стали мы помогать нашим военнопленным. Конечно, у нас тоже ничего не было кушать, но мама говорила:
- Детки, отдадим нашу еду, а вы спать пораньше ложитесь, - и мы соглашались. Мама сварит какую затируху, - суп называли так, чтобы их горячим накормить, ведь они разутые, раздетые и голодные. Мы ходили и везде собирали еду, лишь бы сварить большую кастрюлю. Мама намоет и варит целый бак. Нас накормит горячим и людей.
Я помню, как мы первый раз вынесли кастрюлю, я не могла помочь, так помогла соседка-полька. Когда началась раздача, все быстро шли и у многих были баночки, а у кого ничего. Мама подходила к патрулю:
- Камрад, можно дать людям вот этим? Эссен, Эссен – показывала на рот немцу.
Он посмотрел на маму и ничего не сказал, ну и мама не долго думая говорит пленным:
- Подходите, ребятки, быстрее.

Они как шли друг за другом, мама поварёшкой наливала в банки, а кто просто руки подставлял, мы всё это видели. И вдруг фашист подбежал к маме и закричал: «Люк век фафлютор доннерветтер русиш матка капут!» И наставил автомат на маму. Мы все закричали тогда. Он взял, и что было в баке, вылил на землю, хорошо, что мало уже оставалось. А маму сильно ударил и толкнул. Но мы и мама на этом не успокоились.

Мы с ребятами собирали банки разные и клали на дорогу, и обувь какую, и тряпки, знали, что пригодится. Нас, конечно, фашисты не подпускали, но мы украдкой клали всё там, где они проходили. Когда патрули мы считали «хорошие», разрешали, мама быстро наливала. Гнали быстро, с нагайками, их было очень много пленных, и хотелось им хоть немного горячего налить. Однажды мы с ребятами много всего набрали: муки, гороху, хлеба, всего понемногу, и обрадовались, что вкусным накормим наших. Мама сварила суп.

К сожалению, на этом воспоминания обрываются. Семья Риммы пережила войну, но в первые послевоенные годы в тех местах ещё оставались бандеровцы, всегда ненавидевшие русских. Они угрожали семье расправой, и их боялись иногда даже больше, чем фашистов, так как они были бесчеловечно жестоки и расправлялись со своими. Семья была вынуждена уехать в Россию.

"В июне 1915 года, в ходе массированного наступления германо-австрийских войск российские силы покинули большую часть Польши. Фронт войны приблизился к Западу Беларуси. Под угрозой окружения российские войска вынуждены были оставить неприятелю Вильно, Гродно, Лиду, Брест, Минск и другие города Беларуси.
В середине сентября 1915 года 12-я немецкая армия заняла Гродно и близлежащие города. Вся власть перешла в руки военных. Гродненская губерния получила название "Цесарско-немецкая гродненская губерния".
В городах и уездах были созданы управления и назначены начальники (бургомистры) городов и уездов. 15 сентября немцы заняли Слоним. Для города началось время оккупации, длившееся почти 40 месяцев.

В ходе последующих боев, в октябре 1915 года, линия фронта стабилизировалась по участку Двинск - Поставы - Барановичи - Пинск. Таким образом, территория Гродненской губернии вместе с некоторыми другими белорусскими землями оказалась в зоне германской оккупации. На сегодня этот район составляет примерно 25 % от современной территории Республики Беларусь (50 тыс. кв. км).
Осенью 1915 года на занятых германскими войсками восточных землях (в том числе и белорусских) было создано военно-административное образование "Обер Ост", делившееся на 3 округи. Его возглавил шеф генерального штаба Эрих фон Людендорф. Город Слоним вошел в состав созданной немцами округи "Литва".

На подчиненных Германии в ходе военных действий территориях устанавливался так называемый "Новый порядок". Он сводился к следующему: "Все народы не немецкой национальности лишались всех имущественных и политических прав, а их движимая и недвижимая собственность передавалась безвозмездно немцам". В общем, целью оккупантов было превратить наши земли в источник сырья и дешевой рабочей силы.
Большую часть белорусских земель (33 тыс. кв. км от округи "Литва"), в том числе и Слонимщину, немцы рассматривали как временно оккупированную территорию и предполагали использовать ее в качестве разменной монеты на предстоящих мирных переговорах с Россией.
Тем не менее, это обстоятельство не помешало им более чем на 3 года установить на западных белорусских землях режим оккупации, сопровождавшийся террором и грабежами.

Итак, в оккупированных Германией городах Беларуси, также и в Слониме, установился жесткий оккупационный режим. Поддерживать порядок и спокойствие на захваченной территории должны были этапные коменданты, в распоряжении которых имелись специальные войска, а в борьбе со шпионажем им помогала полевая полиция. Широко были распространены военно-полевые суды.
За владение оружием, взрывчатыми веществами, боеприпасами сразу предусматривалась смертная казнь. Случалось так, что людей нередко обвиняли в шпионаже и расстреливали. Немало жителей Слонимщины арестовывалось и заключалось в лагерь, находившийся в Альбертине.
Многочисленные приказы и распоряжения регламентировали жизнь населения оккупированной территории. Военные чины распространяли их среди местного населения через созданную администрацию и путем вывешивания в видных местах объявлений на немецком, еврейском, русском, польском языках. Строго контролировалось перемещение.
Ночью действовал комендантский час. Передвигаться было разрешено пешком в границах повета и со специальным разрешением. Запрещалось продавать мясо и продукты нового урожая, охотиться и ловить рыбу.
За нарушением правил следовали наказания в виде штрафов, тюрьмы, а порой и смертной казни. Населению запрещалось получать посылки, журналы, газеты, организовывать собрания и т. д.

Оккупанты ввели для населения множество налогов. Жители облагались личным налогом, налогом на животных, в том числе и на собак, целым рядом косвенных налогов.
Распространенным явлением в деревне стали безграничные и непосильные для крестьян реквизиции животных и продуктов питания. Часто доходило до того, что забиралось все, вплоть до "последнего куска хлеба".
Несмотря на то что за изъятое полагалась оплата, она была очень невелика. Вместе с тем практиковалась мобилизация в рабочие батальоны на различные работы, строительство укреплений и т. д.
При этом людей содержали в нечеловеческих условиях и недостаточно кормили. Осуществлялся вывоз молодежи на работы в Германию. С оккупированных белорусских земель, в том числе и со Слонима, регулярно и в больших количествах вывозились материальные ценности, скот, продукты питания.

Во время немецкой оккупации 1915 - 1918 гг. Слоним напоминал большую полуразрушенную деревню, которая возвращалась к примитивному сельскому хозяйству.
После установления здесь оккупационного режима в сентябре 1915 года население города сократилось примерно в два раза и составляло около 10 тысяч, так как еще в результате приближения фронта большое количество жителей покинуло Слоним и эвакуировалось.
Многие из них уже больше не вернулись к себе на родину. Некоторые горожане погибли во время 4-х дневных боев за город. Оставшиеся люди испытывали нехватку продовольствия и других средств первой необходимости: мыла, лекарств и т. п., страдали от болезней, гибли от эпидемий.

Хлеб, который в Слониме и в других городах распределялся по карточкам, был насыщен различными заменителями, из-за чего люди часто отравлялись. Для того чтобы как-то прокормиться, слонимчане начали обрабатывать землю, выращивать сельскохозяйственную продукцию.
Подобное положение наблюдалось и во всем уезде. Правда, отдаленные деревни жили немного лучше, так как туда реже приходили немцы. Для оккупированного населения вводились немецкие паспорта, которые были сначала на немецком языке, а затем, с декабря 1915 года, на немецком и белорусском языках.

Муж известной белорусской писательницы Э. Пашкевич (Тетки), С. Кайрыса по поводу первой германской оккупации Беларуси вспоминал: "Немецкая оккупация сразу парализовала общественную жизнь, остановила выход прессы, не допускала организаторской деятельности, через военно-административный аппарат сковала весь край, и начала безжалостно его очищать".
Население оккупированных немцами территорий с каждым днем все острее испытывало голод и нехватку самых необходимых продуктов. В большом дефиците оказались мясо, хлеб, мука.
К примеру, зимой 1917 года в округе "Литва", в том числе и на Слонимщине, оккупационными властями в сутки выдавалось на человека 225 граммов суррогатного хлеба, 300 граммов картошки, 50 граммов пищевого концентрата.
Один раз в неделю взрослые получали 125 граммов мяса. Вместе с тем, германские оккупанты все более усиливали свою грабительскую и опустошительную экономическую политику. Как отмечал генерал Э. Людендорф, экономическая эксплуатация осуществлялась основательно.

14 января 1919 года в Слоним вошли части Красной Армии. Население города к тому времени составляло примерно 9 тысяч человек, для сравнения, в 1911 году в Слониме проживало 22 тысячи человек. Большинство жилых и промышленных строений было разрушено, вывезено большое количество промышленного оборудования и различных ценностей.
Вскоре для белорусов началось новое бедствие - польско-большевистская война. Слоним два раза переходил из рук в руки противоборствующих сторон, и, наконец, в марте 1921 года, согласно Рижскому мирному договору, он оказался под польской оккупацией вплоть до 1939 года. А в 1941 году город был вновь оккупирован Германией чуть более чем на три года.